Музей истории ГУЛАГа часто принимает у себя неформальные экспериментальные проекты. В этот раз в Саду Памяти представили документальную site-specific оперу «Твой отец жив, только об этом не надо говорить».
Site-specific проекты отличаются особенным вниманием к месту, где будет проходить перфоманс. Создатели оперы ー проект «Геометрия звука» ー уже делали подобные проекты в других локациях: от здания Третьяковской галереи и стеклянного лифта МАММ до воронежского железнодорожного вокзала. Новый перфоманс команды прошёл в деревянном выставочном павильоне на территории Музея истории ГУЛАГа.
Опера посвящена советскому физику Георгию Демидову, арестованному в 1938 году после защиты кандидатской диссертации. Его отправили в четырнадцатилетнюю ссылку на Колыму. Валентина Георгиевна, дочь физика, на протяжении всей своей жизни пыталась найти отца в прямом и переносном смысле: сначала ー живой образ, затем ー письма и лагерные рукописи его авторства. Она отредактировала и выпустила сборник сочинений Георгия Демидова о колымском быте. Композитор Даниил Посаженников рассказал, что либретто оперы сложилось из вступления, которое написала Валентина Георгиевна к рассказам отца.
Валентины в постановке три, чтобы зритель мог полноценно погрузиться в гамму эмоций, которую испытывает девочка, фактически лишённая отца. Крик радости и шёпот, истерика и тихий плач в опере существуют одновременно, без стремления подавить и утаить друг друга. Музыка же местами напоминает то комариный писк на тихом вечернем поле, то жуткую воздушную тревогу, то вой ветра. Самого Георгия Демидова как осязаемого персонажа в опере нет. Но есть его фантом, зримый и слышимый, яркий и недосягаемый. До него пытается «дотянуться» дочь героя ー через боль, плач и страх.
На всём пути Валентину Георгиевну преследует солнце. Хаотично гуляющие солнечные лучи разрывают ночной мрак, навевающий страх. Хочется погреться о них и выйти навстречу свету ー но нельзя. Нужно прятаться и шептать, чтобы тебя не заметили и не узнали главную тайну ー отец жив!
В site-specific проектах важен любой звук, пусть даже малозначительный в обычной жизни: щёлканье фонарика, скрип деревянной двери в павильоне, хруст камешков под ногами одной из героинь и проезжающий мимо мотоцикл. Любой шорох приобретает место и смысл в опере. Переосмысливаются здесь не только бытовые звуки. Нервное дыхание задаёт ритм, а растягивание слов напоминает ритуальный плач предков. Аббревиатуры (КГБ, ГРУ, НКВД и далее по списку), для советского человека символизирующие страх и ужас, превращаются в современный трендовый бит, ритмичный и танцевальный.
Site-specific перфомансы посреди мегаполиса взаимодействуют не только с природой и городской средой, но и с жителями близлежащих домов. Подобные проекты могут вызвать агрессивную реакцию у недовольные горожан, и в таком случае музыка приобретает совсем другой контекст. Так случилось и на премьере проекта в Музее истории ГУЛАГа: кто-то из домов поблизости попытался заглушить оперу песней Limp Bizkit. Между шёпотом и криком Валентины агрессивно пытались пробиться звуки баллады «Behind Blue Eyes». Но это, по мнению аккордеониста «Геометрии звука» Романа Малявкина, не помешало опере «дойти» до слушателя и выполнить свой замысел. Музыку просто стали играть вопреки. «Не было бы Limp Bizkit ー было бы иначе».
В плане трудностей и их преодоления site-specific даже вдохновляет исполнителей. На репетиции оперы, которая проходила за день до показа, местные жители тоже пытались помешать музыкантам. По словам Романа, это было в несколько раз хуже, чем в день премьеры, и длилось полчаса вместо пяти минут.
Но главной трудностью в работе над оперой стала не сама тема ГУЛАГа и репрессий, не «сложная» локация, а обработка материала: «Прежде всего было тяжело воплотить то, что написано в нотах, и то, что от нас хотел композитор. Берёшь партитуру, делаешь материал, который уже суперсложный. Как только материал готов ー ты начинаешь постепенно оценивать слова и смыслы, тебя начинает настигать тема. Тогда становится немного тяжело.»
Несмотря на все трудности, которые подготовило пространство музыкантам, опера «Твой отец жив, только об этом не надо говорить» завершилась относительно счастливо: перерождением, или рождением после смерти под тёплым вечерним дождём.