Искусство должно быть таким, чтобы кто-то сказал: «Такое нельзя показывать»

Полина Газеева стоит у стенда со своими работами. Образ у молодой художницы яркий: макияж в оранжевых оттенках, многочисленные украшения на шее, запястьях, пальцах… За спиной девушки – картина.

— Что ты чувствовала, когда создавала эту работу? Здесь много тёмных красок.

— Это не так очевидно, но на самом деле, у меня было очень хорошее настроение. Я давно живу одна в Германии, вдалеке от семьи. Работы, которые представлены на выставке, я создавала в России, когда приехала к родителям. Мне было очень комфортно здесь, я погрузилась себя.

— Это было недавно?

— Да, в феврале, во время пандемии.

— Как пандемия повлияла на твоё творчество?

— Думаю, положительно. Больше времени получается уделять искусству, меньше отвлекаюсь на работу, другие дела. Сложно оттого, что все заведения закрыты и негде показывать картины. Раньше я выставлялась в галерее в Германии, но она уже почти год не работает.

— Ты работаешь в Германии?

— Да, учителем немецкого. Но раньше, до пандемии, я ещё работала в галерее, организовывала выставки.

— Творческой работой в Европе можно обеспечить себе комфортную жизнь?

— Мне ещё нет. Это зависит от уровня художника. Иногда я продаю работы, но это очень нестабильный заработок. Могу продать две работы в месяц, а потом очень долго тишина. Никогда не получается делать прогнозы.

— Кто обычно покупает твои работы?

— Последнюю работу купила пожилая пара, они занимаются перепродажами и коллекционированием.

— Ты продаёшь картины сама или через посредников?

— По-разному. Эти люди купили картину через галерею, где увидели её. Сама тоже продаю, часто это происходит через Instagram, но это больше касается набросков.

— Твои работы находятся по соседству с работами твоей мамы Юлии Та. Какое влияние она оказала на тебя как на художника?

— Я рисовала с детства. Родители обратили внимание на мои успехи, когда я была совсем маленькой. Они всегда поддерживали меня, знали, что искусство – это моё. Никогда не говорили что-то вроде «не будь художником, никогда не сможешь себя прокормить». При этом они хотели, чтобы я получила нормальное образование, «настоящее».

— И ты в итоге его получила?

— Не совсем, я ушла из универа на последнем курсе.

— Не жалеешь?

— Нет.

— А какое это было образование?

— Индустриальный дизайн.

— Кажется, не такая далёкая от искусства сфера.

— Нет, в Германии это очень техническая специальность. В последний год учёбы я поняла, что всё: не могу, не хочу. И скорее всего, никогда в жизни этими знаниями не воспользуюсь.

— Ваши с Юлией работы в некоторых моментах (техника, например) кажутся достаточно схожими. Не бывает переживаний насчёт того, как бы случайно не позаимствовать идею, когда творите бок о бок?

— Обычно я не работаю с текстурами, в Германии нет такой возможности.

— Почему?

— Не хватает пространства. У меня нет своей студии, а дома делать это очень неудобно. Для таких работ требуется много места, им нужно неделями лежать на полу и сохнуть. Поэтому в Германии я рисую только акрилом на холстах.

— Ты любишь экспериментировать в творчестве?

— Я создаю то, что не могу не создавать. Я хочу рисовать так, как чувствую, не задумываясь о том, что скажут. Мне часто говорят, что у меня очень жестокие или очень кровавые картины. Мне, наверное, отчасти нравится провоцировать людей, но это не главное.

— Откуда взялось это желание провоцировать, как ты думаешь?

— Когда я училась в школе в Германии. В последнем классе у меня был предмет «Рисование», и нужно было выбрать тему для выставки в конце года. Мне очень трудно было определиться с этим, потому что раньше я рисовала всё подряд: и натюрморты, и ландшафты… В итоге как-то случайно пришла к теме людей. И тогда создала работу, на которой была нарисовала кровь: там был изображён человек, который сам себя разрывает. Мой учитель по рисованию сказал тогда: «Мне нравится, но родители учеников младших классов могут пожаловаться». Мне было тогда так приятно. Искусство должно быть таким, чтобы кто-то сказал: «Такое нельзя показывать».

— Ты рада тому, что обучалась искусству в Германии?

— Я училась там не всё время, а только последние два года в школе.

— Давно живёшь там?

— Почти девять лет.

— Как ты оцениваешь, чем образование в этой стране отличается от российского?

— В школе Германии у меня была полная свобода. Мой учитель никогда не ставил ограничений и инструкций, максимум – показывал работы разных художников, чтобы вдохновлять. Иногда высказывал своё мнение, но никогда не говорил, как мне делать и как – нет.

— Кем ты видишь себя через 10 лет?

— Художницей и режиссёром, наверное. Сейчас как собираюсь получать режиссёрское образование.