Как распознать жертву и спасателя в отношениях?

«Помощь утопающим — дело рук самих утопающих» — было справедливо замечено в романе Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев». И недаром классическая литература является фундаментальной базой для осмысления обыденной морали. В этой статье мы поговорим о спасателях. Кто они, эти супергерои без плащей?

Концепция

Такое явление, как «синдром спасателя» пришло в общественную мысль из когнитивно-поведенческой психологии и твердо укоренилось в контексте созависимых отношений.

Скромная теоретическая модель американского психиатра Стивена Карпмана, еще известная как «Драматический треугольник» или «Треугольник сочувствия», была сформулирована в конце 60-х и наглядно представляла триаду социальных ролей, в рамках которой был сформулирован стандартный поведенческий сценарий.

Примечательно, что новое знание Карпмана во многом опиралось на теоретические основы транзактного анализа Эрика Берна — американского психолога и психиатра, в основе научных исследований которого лежало глубокое изучение эмоционального интеллекта и степени его влияния на внутриличностный конфликт и поведение человека. Берн рассматривал любое социальное взаимодействие в контексте ролевой игры.

Но кто же на арене? Следующие игроки:

Преследователь воплощает в себе образ палача — мучителя, чья непримиримая склонность к доминированию в скором времени превращается в тоталитарный контроль и насилие.

Жертва склонна уступать напору, жертвуя собственным комфортом, она избегает ответственность за собственную жизнь, а потому стремится делегировать обязанности всеми возможными способами.

Спасатель, в свою очередь, представляется героем-суперменом, готовым взвалить на свои плечи груз ответственности и перемен, невзирая на то, необходимо ли его участие.

В связующем «Треугольнике Карпмана» лирическому герою «спасателя» отведена чуть ли не главенствующая роль. Какая?

Смоделируем ситуацию

Грубая картина нездоровых отношений: строптивый кавалер не ценит и ограничивает свободный нрав любимой дамы, опоясывая ее цепями страхов и сомнений. Он прямо говорит о том, что он — ее ночной кошмар, а она — принцесса в распахнутой клетке, которая добровольно считается с жестоким монстром. Она свободна, хочет — пускай уходит. Но куда идти?

И вот, к этому опасному психо-эмоциональному аттракциону присоединяется новый персонаж — тот самый доблестный герой в доспехах, готовый победить любого монстра, защитить принцессу от дракона и высвободить ее из добровольного заточения.

Спасатель знает: он делает доброе, верное дело, а жертва сопротивляется лишь потому, что просто не понимает его благих помыслов и своего жертвенного положения под гнетом жестокого человека.

А красавица, встретившись лицом к лицу с действительностью, не просто поняла, что она стала жертвой обстоятельств, теперь она ясно осознала, что она в ответе за свою собственную жизнь. Жертва была счастлива оставаться удобной и посредственной, ведь тогда с нее не требовалось ничего, кроме послушания. А теперь ее насильно вытащили в новый мир, где она ответственна за собственную жизнь, ее решения — ее проблемы. И это сделал он — ее «спасатель».

Спасатель, который слишком поздно понял, что никто и не искал в нем свой путь к спасению, на тонущем корабле сам оказался утопающим.

И парадокс состоит в том, что эта триада социального конфликта не просто взаимосвязана, члены треугольника взаимозаменяемы. Жертва вполне неожиданно может принять позицию агрессора, а спасатель вполне ожидаемо может оказаться на месте жертвы. 

Триада этих социальных ролей — сплошной деструктивный механизм, в котором каждая из шестеренок обладает своим особенным набором черт и качеств, но вместе с тем, которые вполне себе могут переходить по кругу механизма, взаимозаменяя характеристики элементов. 

Социальное одобрение или порицание порока?

В далеком 1968 году инновационная модель анализа социального взаимодействия в ретроспективе взглядов Стивена Карпмана вызвала бурную реакцию в научном сообществе, заставив задуматься о степени ее достоверности и последующем уровни одобрения со стороны общества.

Предельно ясно предполагать, что роль «агрессора» в триаде «Драматического треугольника» порицается в обществе в контексте социальных норм и общепринятых ценностей. Роль «жертвы» несет в себе активный подтекст жалости и сострадания к своей персоне, что, впрочем, и находит в перспективе общественного сожаления. Но что же касается роли «спасателя» в этой взаимосвязанной цепочке, коллективная мысль делится на два лагеря: социального одобрения и порицания.

Как было уже упомянуто ранее, «спасатель» может казаться героем, преследующим благие намерения, направленные во спасение потерянных душ.

С другой стороны, а кто его просил? Вмешательство в чужую жизнь, игнорирование чувств и обязательств, разрушение устоявшегося течения обыденной жизни, переосмысление ценностей и установок.

«Дело помощи утопающим — дело рук самих утопающих» — из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев».

Двоякое ощущение неприятного послевкусия. Нездоровая картина болезненной созависимости, которую, к сожалению, можно наблюдать часто и отчётливо не только в романтических отношениях, но и деловых, семейных, дружественных связях.

Эмпатия как признак жертвенности?

Чтобы определить возможную достоверность этой гипотезы, стоит задуматься о мотивации героев, спасающих чьи-то души.

Выделяют несколько типовых актеров-претендентов на роль «спасателя» в сценарии болезненной триады:

«Белый рыцарь» — чистый помыслами и душой, однако полон неуверенности и собственных терзаний. Извечно стремящийся возместить пустоту внутри себя благими делами для окружающих, зачастую в ущерб себе.

«Темный рыцарь» — нарекай его как хочешь, однако этот герой останется лошадкой темной и упрямой. Он руководствуется в первую очередь чувством собственного достоинства, а потому, все его действия несут не просто опекающий характер, а тоталитарный контроль. Не всегда его поступки подразумевают бескорыстную отдачу — зачастую таких людей можно сравнить с вампирами: они подарят вам помощь, вы отдадите им частичку души.

Оба, так называемых героя с приставкой «анти», обладают характерной психологической конституцией: 

• эмпатичность
• гиперчувствительность и сострадательность
• необходимость в постоянном контроле ситуацию
• необъятное чувство собственной важности
• самозабвенный фокус на жертву, в ущерб собственный интересов
• необъяснимое отрицание одиночества 
• склонность к проявлению созависимой эмоциональности

Так или иначе, но каждый раз проигранный сценарий сводится к тому, что элементы его механизма сменяют друг друга — смена ролей, а значит и поведенческих мотивов. 

Путь спасателя из раза в раз упирается в один и тот же психологический «отбойник»: депрессия, тоска, уныние. И немудрено, что подобные рассуждения наводят на объективные опасения и желание обезопасить себя от подобной тенденции социального взаимодействия.

«Не судите, да не судимы будете»

Чтобы избежать подобного поворота событий в своей жизни, было бы славно, для начала научиться проживать и жить свою собственную жизнь. Ведь, в первую очередь, в созависимые отношения оказываются вовлечены именно те, кто нежданно-негаданно объявляются в истории чужой судьбы и вершат правосудие из ряда вон опрометчиво.

Ваша жизнь должна стать вашим приоритетом, а ваши чувства — единственным важным аргументом в цепочки социальных взаимоотношений. Умение возводить и отстаивать свои личные границы и уважительно относиться к границам других людей — прямой путь к успешному построению межличностных отношений и социальных связей. Это путь к здоровому и счастливому обществу.