Фосфорическое завтра или бюрократическое сегодня?

«Баня» – сатирическая пьеса в 6-ти действиях с цирком и фейерверком, написанная Владимиром Маяковским в 1929 году для ГосТиМа Вс.Мейерхольда. Выдержав несколько показов, она была снята с репертуара из-за излишней остроты и подверглась критике по причине «неактуальности проблемы бюрократизма». В своем «Диалоге о Бане» М. Загорский писал, что пьесу Маяковского невозможно играть в театре и у зрителей она вызывает скуку с недоумением, однако в то же время признавал ее одним из программных произведений авангардного «воинствующего» искусства. 

Премьера этого во многих отношениях неоднозначного спектакля в Театре Романа Виктюка была приурочена к 130-летию поэта. Режиссером постановки выступил Сергей Захарьин. В сюжет пьесы были внесены небольшие изменения (например, на сцене появился лирический герой Маяковского, читавший его стихотворения), но в целом спектакль получился довольно близким к исходному тексту. Интересно, что при довольно яркой идеологической направленности и абсурдности внешней формы «Бани», на сцене она выглядела вполне актуально и где-то, несмотря на свою комедийность, казалась даже трагичной.

В пьесе Маяковский отвечает на вопрос: какие люди будут нужны стране в будущем? Кто необходим для создания идеального общества, где господствуют свобода и равенство: развращенные властью и пресмыкательством бюрократы или мечтательные и горящие своим делом ученые? Кажется, что ответ очевиден, однако на момент дебютного показа «Бани» рабочий зритель считал первых уже искорененными как класс, а принадлежавшие к нему упорно не хотели узнавать себя в сатире.

На это автор намекает в третьем, «по независимым обстоятельствам задерживающемся», действии. В нем ломается четвертая стена: бюрократы приходят на премьеру пьесы и обвиняют режиссера в том, что идеалы, отображенные в его постановке, далеки от коммунистических. Главначпупс Победоносиков (Станислав Мотырев) заявляет, что мечтатели обществу не нужны, а искусство должно ласкать глаз и ухо, а не будоражить. В ответ режиссер составляет «символистическую картину из всех наличных актерских кадров»: пластический этюд, действующими лицами в котором становятся Капитал, Свобода, Равенство и Братство, а сюжетной линией – рождение коммунизма. Автор обращает внимание зрителя на активное воздействие власти на искусство и подавление художественности пропагандой – тенденции, характерные даже для нашего времени.

Персонажи пьесы четко поделены на бюрократов и рабочих, это подчеркивают не только разноплановые костюмы, но и грим: на лицах вторых изображены красные и синие геометрические фигуры, отсылающие к супрематизму Малевича. У этих групп совершенно непохожая друг на друга пластика и даже музыкальное сопровождение спектакля подчинено идее этого разграничения. Двое героев имеют нечеткое расположение в двухполярном мире. Это жена Победоносикова Поля и стенографистка Ундертон. 

История Полины (Наталья Мороз), несмотря на свой вполне бытовой характер, трагичная. Победоносиков изменяет ей с Мезальянсовой (Мария Матто), ограничивает во всем и осуждает за «мещанство». Собираясь в очередной отпуск с любовницей, он протягивает жене пистолет и, как бы между прочим, рассказывает ей, как снять его с предохранителя, а затем прощается. Поля не принадлежит к бюрократам, она влюблена в Чудакова (Ян Латышев), но то, что муж отказывает в разводе, мешает ей сделать первый шаг.

Товарищ Ундертон  (Валерия Энгельс), при всей внешней комичности и несуразности (на протяжении спектакля ее гротескная пластика неоднократно вызывает смех у зрителя), женщина с тонкой душевной организацией. Она искренне не понимает, зачем в торжественной речи о трамваях нужны Толстой и Пушкин и ярко красит губы, ведь иначе на работу и вовсе не возьмут. Для бюрократов Ундертон – обслуживающий персонал, не заслуживающий внимания, однако на поезд в будущее, в отличие от них, она попадает.

Еще два героя стоят выше основного действия: Фосфорическая женщина (Виктория Савельева) и сам поэт в воплощении Дмитрия Бозина. Маяковский выглядит влюбленным, но сломленным, строки «Облака в штанах», «Флейты-позвоночника» и «Просветления мира» в его устах звучат натужной мольбой о помощи, уже практически лишенной надежды. В руках поэта оказывается пистолет, приготовленный Победоносиковым для Поли («Баня» была написана в год самоубийства автора), однако он передает его Фосфорической женщине. Когда поезд времени отправляется, Маяковский вместе с рабочими попадает в то самое будущее, о котором он мечтал всю жизнь. 

У спектакля интересное художественное оформление, созданное Юлией Коротковой. Стена картонных коробок с авангардным рисунком, несколько столов, которые выступают в качестве подиумов, два крюка, на которых сначала висит картина Бельведонского (Владислав Сыровацкий), а затем монотонно раскачивается Маяковский – все это создает атмосферу захламленности при общей минималистичности интерьера. Когда бюрократы оказываются позади поезда в будущее, сверху начинают сыпаться коробки, заваливая их, оставляя доживать век в мире канцеляризмов и бумажек. 

Отдельного упоминания заслуживают пластические решения в спектакле. Движения рабочих быстрые, резкие и угловатые. Чудаков меряет пространство своими шагами как линейкой и эта же черта свойственна Фосфорической женщине. Бюрократы двигаются манерно, но выглядят отталкивающе из-за слащавых выражений лиц и несуразных накладных животов. Они танцуют под блюз и не выносят звуков трубы, на которой играют рабочие.

Наверное, самое необычное, что происходит со зрителем «Бани» сегодня – осознание того, что прекрасное коммунистическое будущее, из которого пришла Фосфорическая женщина, наступит всего через 7 лет. Мысль о том, что мы и есть «фосфорические» люди, заставляет смотреть на гротескный мир спектакля совершенно по-новому. Достигли ли мы того, о чем мечтал Маяковский, или застряли в мире Победоносиковых и Мезальянсовых навечно? «Баня» – спектакль для тех, кто готов задавать себе жесткие и правдивые вневременные вопросы, а потом искать ответы на них.