Театр «OST» об истории, которую стоит «прочитать и передать другому»

Со 2 по 5 июня состоялся II ежегодный городской фестиваль негосударственных профессиональных театров «Театр нашего времени». Участникам проекта была предоставлена полная свобода самовыражения, но с единственным условием – спектакли должны быть поставлены не ранее 2018 года по произведениям современных драматургов. В этом году на фестиваль было подано 54 заявки от театров из самых разных уголков страны, начиная Санкт-Петербургом и заканчивая Иркутском. Театр «OST», представляющий культурную столицу, стал одним из 16 участников, прошедших отбор, и представил свою постановку «Винд оф Чейндж» в Библиотеке №18 им. В. А. Жуковского.

Спектакль поставлен по еще не вышедшему роману Ильмиры Болотян «Дочь тракториста». Действие разворачивается в конце 1980-х годов в Советском Союзе и охватывает детство и юность девочки Шуры, мечтающей стать вторым Лениным. Но ее мать – блаженная дура, а отчим – злобный пьяница. Родители не знают, что делать с ребенком, они откровенно ненавидят девочку. Такое отношение делает из Шуры циничного подростка, оставившего детские фантазии и разочаровавшегося в жизни.

Режиссером истории о внутренних изменениях девочки стала Елизавета Остропико, магистр театрального искусства. Вместе со своими двумя лучшими подругами, Натальей Топорищевой и Алиной Сураевой, Елизавета исполнила главную роль в спектакле. Название театра «OST» образовано от первых букв фамилий девушек.

Постановка оказалась невероятно трогательной: режиссеру удалось раскрыть трагедию шестилетней девочки. В спектакле использовалось множество необычных приемов, которые оживили происходящее на сцене. Так, большая часть постановки проходила в темноте, а артисты стояли спиной к зрителю. О цели использования данных приемов рассказали сами создатели спектакля.

Почему вы почти весь спектакль стоите спиной к зрителю?

 – Эта идея родилась у нас, когда мы впервые читали текст. Во время читки не нужно видеть лицо. Мы играем только интонационно, зрителю даже не видно нашей мимики. В итоге мы решили оставить такую скрытость, потому есть что-то от ритуала в том, как мы смиренно стоим. Нам важно было не играть роли, а вспоминать в этом всем свое. Чтобы не мы показывали ситуацию, а оставляли простор для фантазий самого зрителя: как он представляет себе эту девочку, это место.

Зачем в финале вы все-таки поворачиваетесь к зрителю?

– Основная часть – это отзвуки прошлого. Но все происходящее в первой части осталось там, как эхо. А момент, где я сижу лицом к залу – это этап взросления. Мы будто ломаем стену, отделявшую зрителя от происходящего. Перед переломным моментом я в темноте собираю листы, для меня это как попытка зацепиться за прошлое.

Почему Ваша героиня переживает такую большую метаморфозу?

– Мать родила ребенка по глупости, не знала, что с ним делать. Еще и эпоха была такая: когда рухнул железный занавес, приходили Кришнаиты, Иеговы. Сталина больше нет – и в кого верить? Люди цеплялись за все, что бы дало им какую-то устойчивость. Эта мать как раз из таких. Она верила во все подряд. Кришна, Иегова, инопланетяне – во все, что ей говорили, она искренне верила. Рядом Коля – жестокий, злобный человек-функция.

И девочка постоянно ищет опору. С возрастом она понимает, что мать - дура, как бы грубо это ни звучало, и что от нее ей взять больше нечего. Мать слабая, и Шура идет к сильному – к отцу, но не доверяет ему. Она опирается на него, но не советуется с ним. Происходит тотальная разочарованность в родителях, во взрослении, в ее положении в обществе. Они бедные, над ней смеются другие девчонки: «Ой ты там со свиньями, Свинопаска!» Все эти насмешки делают из нее того, кем она является в финале. Сильная, но циничная и эгоистичная.

Другие необычные приемы – читка по листам, использование прожектора и разрезание нитей. Об их значении рассказала режиссер Елизавета Остропико.

Почему почти весь спектакль вы стояли с листьями бумаги и каждый раз выбрасывали их в воздух?

 – Это образ дневника, который девочка читает, и вырывает листы, чтобы они улетели. Сопровождает это образ самолета и звук ветра. Это то, что разносится над всем, улетает куда-то вдаль. Шура складывала самолетики и говорила «прочти и передай другому». Это текст, брошенный и долетевший до зрителей в конце.

Прожектор – ваше личное изобретение?

– Спектакль – это Франкенштейн из того, что усмотрел режиссер, то есть всегда важна насмотренность. Есть такое выражение: кради, как художник. У нас в прожекторе была необходимость. Важно было обратить внимание зрителя на определенный эпизод жизни девочки. Был еще вариант с фонариком, но тот был очень маленьким.

Почему в конце режут нити?

– Это терпение, которое лопнуло. Девочка до последнего не хочет отпускать свое детство, старается держаться за него, делать вид, что ей не больно, что она справится, что она сильная. Это метафора лопнувшего терпения и обрезание прошлого: «я прощаюсь, сжигая мосты навсегда».

Почему вы остановились именно на этом моменте, ведь в романе есть продолжение?

– Это был технический момент. Изначально наша часть была написана для читки, и она очень театральна. Дальнейший текст романа – хорошая проза, но она не подходит для сцены, поэтому здесь у нас логическое завершение.

--

Автор фото: Елизавета Крючкова

Редактор: Елизавета Желудева