«Ах, мой милый Людвиг!» — невероятная история профессора Витгенштейна

Вена, XIX век. Расцвет австрийского позитивизма и философских праздных взглядов: Европа не могла насытиться свободой либеральной этики, склоняя буржуазную прослойку все ближе к сливкам местного бомонда. Заложниками условностей стала и чета сталелитейного магната Карла и его супруги, пианистки Леопольдины — выходцев из родовитого дома Витгенштейнов, где в апреле 1889 года родился поистине уникальный мальчик — Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн.

Будучи наследником потомственной аристократии — помеси кровей, начиная с ближайших чистокровных протестантских евреев, заканчивая дальними католиками австрийско-словенского происхождения, юный Людвиг с малых лет был вовлечен в светскую жизнь австрийского высшего общества. Сложно сказать, к чему более тяготела трепетная душа маленького гения: врожденный музыкальный слух, поистине неудержимая страсть переносить идеи на бумагу, необъяснимый талант инженерного дела — мальчик был одаренным во всем. Однако, так или иначе, попробовав себя во многих областях точных и гуманитарных наук, Людвиг Витгенштейн нашел себя в философии глубокой мысли — в ее многогранной простоте и непостижимости таинства.

В прятки со смертью

Отец Людвига, Карл Витгенштейн — ассимилировавшийся еврей и австрийский сталелитейный магнат — был суровым человеком с грубым авторитарным нравом. Своих пятерых сыновей он воспитывал, что ни на есть, в ежовых рукавицах, требуя от тех полного повиновения, разве что трех красавиц-дочерей чрезмерно любил и души в них не чаял.

Как это было глубоко заведено в светских кругах, юноши и девушки родовитого дома Витгенштейнов получили поистине блестящее воспитание, а впоследствии и образование, что, впрочем, не определило их счастливую судьбу: с пугающей частотой наследники Карла Витгенштейна сводили счеты с жизнью, определяя траур, как обыденное бремя выдающейся семьи.

Первым наложил на себя руки старший сын — Ганс Витгенштейн. Он сбежал в Новый свет, полный серьезных намерений отыскать свое истинное предназначение, вопреки суровым заповедям отца, вот только решение это не увенчалось для него успехом — жизнь молодого юноши унес несчастный случай на каноэ. Была ли на то воля судьбы или искреннее желание самого Ганса покончить жизнь самоубийством — остается загадкой по сей день. 

Однако, так или иначе, следом за ним ушел из жизни еще один сын Карла Витгенштейна — Курт. С началом Первой мировой войны он вызвался добровольцем в драгунский полк, где в отчаянном смятении пустил себе смертельную пулю в висок. Легенды о причинах такого его решения ходили разные, только вот, вместе с тем, за трусость его поступок на войне никто не счел. То ли дело был его младший брат — Рудольф.

Как сказал Оскар Уайльд: «Потерю одного сына еще можно рассматривать как несчастье, но потерять двоих похоже на небрежность» — заметил Александр Во в своем мемуаре «Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны».

Рудольф Витгенштейн был третьим по старшинству сыном Карла, совсем еще молодым — он прожил всего 22 года отроду, и на недолгом протяжении всей жизни тщательно скрывал свою нетрадиционную ориентацию от общественности и, того более, — от отца. Сказать, что смерть его была мучительной — не сказать ничего. Он покончил с жизнью в берлинском ресторане на Бранденбургштрассе, разбавив молоко кристаллами цианистого калия под звуки лирики «Verlassen, verlassen, verlassen bin ich» австрийского композитора Томаса Кошата.

И казалось бы, страшный рок самоубийства настигнет каждого из наследников родовитого клана Витгенштейнов: Карл с супругой воспитывали еще двоих сыновей — Пауля и Людвига, за спинами которых недобро возвышалась гнусная кончина. Вот только на удивление, судьбы мальчиков им улыбнулись, отчего оба прожили долгую, в сравнении со своими старшими братьями, пускай и не простую жизнь. 

Пауль Витгенштейн — австрийский пианист — запомнился миру бессмертной классикой, которую виртуозно исполнял одной рукой даже после того, как потерял свою правую руку во время Первой мировой войны. А его брат, Людвиг Витгенштейн, сумел вписать себя в историю, как величайшего мыслителя ХХ века, чье наследие определило будущее европейской философии.

Сквозь тернии к звездам

«Талант — это родник, несущий всё новые воды. Но этот родник иссыхает, если им неправильно пользоваться»

Людвиг Витгенштейн был волевым человеком, чей гений не умещался ни в одну из фабул даже самой смелой жизненной морали. Он стал философом за просто так, решив, что годы юности в Берлине, а затем в Манчестере, за изучением точных наук и инженерии, не вписываются в контекст его амбиций, а потому, без оглядки на совесть, уехав в Кембридж, он предпочел познание логики, бесцеремонно ввалившись на порог к Бертрану Расселу — прогрессивному английскому социалисту тех времен, с безумной фразой:

«Скажите, профессор, я круглый идиот?».

Идиотом Людвиг не был, а его неожиданное знакомство с Бертраном в скором времени превратилось в самый крепкий интеллектуальный союз ХХ века, за время которого всегда бесстрастный Рассел не раз признавал великий гений своего молодого протеже:

«Его интерес к философии более страстный, чем у меня; по сравнению с лавиной его мыслей мои — какие-то жалкие снежки», — писал Бертран Рассел своей любовнице в письме.

Всего за несколько лет персона Витгенштейна стала нарицательной к понятию широкой мысли, и, вместе с тем, даже самые искушенные поклонники необъяснимого таланта Людвига все-же всерьез беспокоились о здравомыслии его идей. Сумасбродный философ был поистине хрупкой натурой: с заядлым постоянством Витгенштейна одолевала паранойя мыслей о самоубийстве, а развивающаяся депрессия все более глубоко пускала корни в неокрепшей психике молодого человека, втаптывая того в тяжелую хандру.    

В конце концов, решив разбавить затянувшуюся меланхолию интересным приключением, в 1913 году Витгенштейн в компании своего друга Дэвида Пинсента отправился на север, в Норвегию, где, впрочем, осел достаточно надолго. Именно там он начал работу над своим знаменитым «Логико-философским трактатом» — единственным научным трудом Витгенштейна, изданным при его жизни.

В тот же период был положен конец, казалось бы, крепкой дружбе Людвига с Бертраном Расселом, от чего оба, не сказать, что страдали, но в узких кругах вспоминали с симпатией, пускай и без былого восторга.

Рука об руку с бравадой

Когда умер глава семейства Карл Витгенштейн его младший сын Людвиг унаследовал большую часть необъятного состояния богатейшего дома Австро-Венгрии. Распорядился он им исключительно-благородно: часть средств Людвиг пожертвовал деятелям искусства и культуры, а оставшуюся долю наследства распределил между своими ближайшими родственниками. Случилось это незадолго до Первой мировой войны.

Когда для Европы наступила тяжелая пора, Людвиг Витгенштейн не раздумывая отправился на фронт. Он был полон смирения перед смертью и считал, что погибнуть на поле боя от снаряда куда благороднее, чем застрелиться в гостиной собственной квартиры. 

На удивление, служба к Витгенштейну была более чем благосклонна, вплоть до тех пор, пока в октябре 1918 года он не попал в плен к итальянцам. Именно под знаменем добровольного заточения длинною в год (ибо сослуживцы Витгенштейна пытались освободить Людвига досрочно, но тот из раза в раз отказывался), Витгенштейн прослыл на широкую молву до остервенения волевым и принципиальным человеком.

В 1919 году он вернулся в родную Австрию, где первым же делом презентовал свой «Логико-философский трактат» одному из издательств. А затем еще одному. Долгое время концептуальный труд Витгенштейна не признавали: произведение было на редкость неординарное, да и по большому делу — провокационное. Да и провокационное настолько, что первые несколько изданий вышли только в 1921 году, причем сначала на немецком, непосредственно в Германии, затем на английском языке с предисловием старого друга Людвига — Бертрана Рассела, в Лондоне. Но таковым образом дела обстояли в свете интеллектуальной суеты.

Сам Витгенштейн в это время нашел себя в роли школьного учителя начальных классов в деревушке Траттенбах в австрийских Альпах. Новый путь обернулся для Витгенштейна новым финтом в жизни, пускай и с весьма прозаичной стороны, ведь через несколько лет преподавания, которое, по мнениям современников, было что ни на есть отменным, своенравного Витгенштейна посетило необъяснимое желание стать монахом, правда, его вовремя отговорили настоятели монастыря, куда Витгенштейн не раз обращался. Придумав занимательную альтернативу, Людвиг несколько месяцев перебивался местом садовника при католическом монастыре, пока не попробовал себя в качестве строителя, взяв на себя ювелирную работу в ходе постройки нового дома для своей сестры Гретль.

Что же до мысли?

В 20-е годы в самом сердце Австрии был образован Венский логический кружок, где гений сумасбродного Витгенштейна стал чуть ли не культом, а его «Логико-философским трактатом» зачитывались до беспамятства  лелея его сложную философскую мысль, а сложную потому, что до глубины души непонятную.

Один из представителей Венского кружка, Мориц Шлик, был готов передать все регалии света европейских мыслителей, лишь бы такой великий гений, как Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн, снизошел до них — высоких примитивов, и дал комментарий сочинению на любом из заседаний избранных членов кружка.

Витгенштейн был настроен скептически, и согласился от того лишь смеха ради, ибо не считал, что в этом мире нашелся бы хоть один человек, кто смог бы понять его философскую мысль. Впрочем, думал он так пусть и не до конца опрометчиво, ибо тезисы его инакомыслия были восприняты в штыки австрийской интеллигенцией, но в результате, именно после знакомства с членами Венского кружка, Людвиг Витгенштейн взял курс обратно на философию.

«Какая польза человеку, если он завоюет весь мир и при этом потеряет свою душу?»

Подумал Витгенштейн, и вернулся в сердце интеллектуальной Европы, поселившись в Лондоне: он получил ученую степень и принялся за уже знакомое дело — преподавание. На этот раз в качестве профессора.

Став преподавателем философии в Кембридже, Людвиг пропагандировал странное учение — вовсе не заниматься философией:

«Один из важнейших талантов — не озадачиваться вопросами, которые тебя не касаются».

Впрочем, путь его преподавательского энтузиазма был недолгим: в 1934 году в голову Витгенштейна закралась гениальная идея отправиться в Советский Союз, в перспективе воспылать большой любовью к Ленинскому коммунизму. Удивления такому решению Витгенштейн не нашел — за ним давно закоренилась слава вольного аскета, который, порой, делает несусветные вещи, а после теряется из виду, переживая разочарование ко всему миру за его «идиотизм». 

Оказавшись в СССР, Витгенштейн довольно быстро овладел русским языком, и без труда прошел собеседование в посольстве. Правда, надолго в стране он не задержался: очень скоро высокий нрав Людвига Витгенштейна столкнулся с нарывом советской действительности. Для великого гения Витгенштейна это стало огромной трагедией, а потому, спустя несколько недель он вернулся ни с чем обратно в Лондон, а о Советской России надолго позабыл.

Посмертно

Преподавательская жизнь Витгенштейна продолжалась недолго: выйдя на пенсию, он занялся единственным делом, которое получалось у него лучше всех остальных — поиском смысла. Он начал свои «Философские исследования» с идеи о том, что его всеми известный «Трактат» — до невозможности глупейшая ошибка неверного суждения, и мысль житейской философии не так уж и проста — нельзя ее уместить лишь в одну парадигму.

Весь мир — широкое сообщество мыслителей и обывателей поймет эту простую истину лишь десятилетия спустя, когда незаконченный труд великого гения опубликуют после его смерти. 

«Часто бывает, что, только подавив в себе вопрос «почему», мы обнаруживаем важные факты; которые затем, в ходе нашего исследования, ведут к ответу»

И, казалось бы: странный, что ни на есть — чудаковатый, ветренный и, вместе с тем, крайне депрессивный затворник, — сколько таких было в прогрессивной Европе? Однако фигура Людвига Витгенштейна стала одной из самых значимых в культуре мировой философии, определив дальнейшее течение широты научной мысли: его не любили, не понимали, призирали, и в тоже время, на него ровнялись, перед ним расступались и ему приклонялись. 

«Передай им, что у меня была прекрасная жизнь» — перед смертью пожелал Витгенштейн.