Анастасия Образцова о взаимодействии журналистики с государством, опаздывающей науке и интегрированной рекламе

А. Д. Пименов: Несмотря на растущую популярность либеральных идей в России, не вся общественность рассматривает независимость СМИ и неограниченную свободу слова исключительно в качестве блага. Ведь журналист всегда может преподнести какое-либо событие под определённым углом. Нам известны произошедшие относительно недавно случаи, когда широкое освещение того или иного преступления в средствах массовой информации приводило к появлению подражателей. Должен ли журналист не только информировать, но и воспитывать общественность? 

 А. Ю. Образцова: Идеи, в частности либеральные, всегда возникают в обществе волнами. Оно в своём развитии не стоит на месте, и разные взгляды меняются. Одна из основных функций журналистики – духовно-идеологическая. Но есть ещё такие, как регулирующая, информационно-коммуникативная и производственно-экономическая. Все эти роли тесно взаимосвязаны, объединены в единый общественный организм, и функции журналистики характеризуют совокупность всех его обязанностей. Поэтому я бы не стала говорить, что журналист должен быть обществу воспитателем. Скорее, если такая задача есть у СМИ, где он непосредственно работает, он должен стремиться создать определённую систему взглядов, идей, в которых оценивается отношение людей к действительности и, в частности, друг к другу.

 Что касается преступников, жертв, подражателей, их изображения в СМИ, у журналистов есть такая поговорка: «Хорошие новости - это плохие новости». Потому что хорошие новости не продаются. И в открытом доступе немного информации о самих уголовных делах, поэтому медиа очень часто цитируют убийц, упоминая о жертвах лишь как о каком-то обязательном элементе сцены преступления. Но в этом в последнее время заметны изменения. Владимир Познер в 2018 году попытался взять интервью у Брейвика, заключённого под стражу в Норвегии, но ему отказали, аргументируя это тем, что террористы не достойны того, чтобы общество уделяло им много внимания. В этом же аспекте интересна премьер-министр Новой Зеландии Ардерн. Она много раз говорила, что не будет сознательно произносить имена террористов, убийц, потому что они этого просто не достойны. Но пока это только первые изменения, и для того, чтобы сделать подход системным, нужно время, потому что люди очень своеобразно воспринимают информацию.

Недавно я читал Вашу статью «Особенности медиапотребления детей школьного возраста (на примере г. Углич)». В ней указывается, что многие школьные учителя в городе, где проводилось исследование, считают большую часть детей неподготовленной к анализу полученной из СМИ информации.  Сразу на ум приходит фраза «Уберите детей от экрана», которую так любят ведущие криминальных программ. Можно ли, по Вашему мнению, присвоить какой-либо новости возрастной ценз?

Возрастные ограничения для новостей существуют. С 1 сентября 2012 года в России действует федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», который установил достаточно жёсткие требования к распространению информационной продукции любыми способами, в том числе с помощью Интернета. Помимо этого, маркируют подобным образом не только СМИ, но и кино, книги, компьютерные игры, концерты, спектакли, шоу. И классификация информационной продукции – это во многом забота того, кто её распространяет. Поэтому, если у распространителя возникают какие-то сложности в процессе классификации, можно обратиться за помощью к экспертам из любой организации, которая аккредитована Роспотребнадзором. Вообще, требование о маркировке призвано обезопасить детей от контента, который может нанести им вред, в том числе не только психологии, но и физиологии. Но в этом законе есть нюансы и довольно интересные моменты. Например, не требуются маркировки для передач, которые транслируются в прямом эфире. Согласитесь, они могут быть посвящены абсолютно разным темам. Также нет маркировок у периодических печатных изданий, которые нацелены на освещение различных общественно-политических моментов. Пока что нет маркировок для информации в Интернете, кроме сетевых изданий и аудиовизуальных сервисов, для контента про насилие и жестокость, но с оговорками. Если контент оправдывает насилие, обосновывает его или побуждает к такому поведению, он сразу попадает в категорию 18+. Но если к жертве выражается сочувствие, то информация может быть общедоступной. То есть маркировка существует, но зависит от множества нюансов. Законы немного отстают от реальности, поэтому сложно ограничить контент в Интернете. Но всегда должен существовать здравый смысл у владельцев СМИ, потому что иначе возможны штрафы, как мы недавно видели в ситуации с Киркоровым и Давой на МУЗ-ТВ.

Вспоминается анекдотичная ситуация, когда в 2012 году в России начали распространяться слухи о возможном запрете мультфильма «Ну, погоди!», впоследствии оказавшиеся фейком.

На самом деле, всегда существуют ограничения. В России было вырезано достаточно много сцен из «Богемской рапсодии», а в Китае не показывали некоторые части «Пиратов Карибского моря» из-за того, что они не соответствовали идеологии государства. Так что подобные маркировки есть и будут существовать ещё очень долго.

Слава Богу, сейчас не так, как во времена инквизиции…

Пока нет (смеётся). Посмотрим, куда общество будет двигаться!

В том же труде указывается, что большая часть опрошенных школьных учителей не считает контент, потребляемый учениками, полезным. Такая позиция известна давно. Ещё у Конан-Дойла Шерлок Холмс утверждал, что его не интересует информация, которая не пригодится в профессиональной деятельности. Действительно ли при потреблении контента человеку нужно ориентироваться на то, принесёт это ему пользу или нет, и имеет ли развлекательная информация право на существование?

Любая информация имеет право на существование, и человек должен самостоятельно выбирать, что ему близко, а что нет. В исследовании говорилось именно о необходимости медиаобразования. Не всегда дети понимают, где искать контент, насколько он полезный, и что Википедия – не истина в последней инстанции, там пишут обычные люди. Конечно, у медиа всегда была рекреативная функция. На российском телевидении очень много развлекательного контента. Значит, общество испытывает в этом потребность. Было проведено множество исследований о том, что, когда в обществе неспокойно, люди хотят отвлечься от проблем и потребляют развлекательный контент. Если у общества есть потребность, медиа на это реагируют.

На самом деле, в Википедии действительно система намного более лояльна, чем в СМИ, по отношению к новому материалу. Лет десять назад я создал там статью про себя, и её не удаляли три дня.

 Ну Вы ещё раз там что-нибудь напишите хорошее. Пусть повисит, порадует всех (смеётся).

Ранее мы уже говорили о возрастном цензе, но я бы хотел также обсудить цензуру в целом. Отношение одной части общества к ней носит отрицательный характер, но другая считает контроль государства за деятельностью СМИ необходимым. Есть ли золотая середина в этом вопросе?

Хотелось бы верить, что да. Контроль со стороны власти принимает разные формы. Маккуэйл подчёркивал, что СМИ находятся в точке пересечения трёх важнейших сил влияния - экономики, политики и технологий. Именно это определяет модель системы СМИ, то есть взаимодействия власти и медиа.  В каждой стране эта модель разная. Например, в США не существует традиции обширного законодательного регулирования деятельности в области журналистики. Важнейшую роль в урегулировании спорных моментов там играет прецедентное право.

Для того, чтобы объяснить, как происходит взаимодействие СМИ и государства, нужно учитывать не только политический, но и исторический, этногеографический, культурный, экономический и другие факторы. Попытаюсь объяснить на примере экономического фактора, раз уж мы начали именно с этого. Для того, чтобы медиасистема функционировала, необходимо, чтобы в неё поступали деньги. В том числе они могут поступать от государства. В Испании есть общественное телевидение, которому государство приносит 80% средств для существования. В России есть компании, которые принадлежат государству. Вспомните холдинг ВГТРК. Но на государственные медиа обычно уходит не самая большая часть государственных расходов [в области СМИ]. У государства есть гораздо более важная функция – субсидирование медиа, ведь некоторые сегменты медиасистемы не могут существовать без поддержки со стороны правительства. Например, в Швеции уже больше пятидесяти лет государство даёт деньги так называемым вторым газетам, которые не способны самостоятельно прокормить себя. Правительство объясняет это тем, что газеты нужны, ведь в них идёт спор, отражаются разные политические и идеологические позиции. То есть оно сознательно даёт деньги даже тем, кто его не поддерживает, и ничего не просит взамен. Есть и налоговые льготы. Иная форма господдержки.

Так что государство очень многоаспектно влияет на журналистику, и мы не можем говорить только о положительном или отрицательном характере этого взаимодействия. Желательно, чтобы существовал какой-то разумный баланс.   

А что опаснее для журналиста – потерять статус друга народа или поддержку государства?

Взаимоотношения [между обществом, государством и журналистикой] менялись всегда. Чем жёстче власть, чем больше контроля, тем чаще будут появляться те, кто этому контролю сопротивляется. Мы должны учитывать тот факт, что есть разные типы общества, разное отношение к журналистам у людей, проживающих в разных географических точках. К тому же люди иногда путают понятия пропаганды и журналистики. Всё-таки вторая должна задавать общественно-важные вопросы и искать на них ответы. [СМИ] нельзя делать так, чтобы человек априори склонялся к какому-то мнению.

Если журналист не будет полностью идентифицировать информацию с позицией власти или, наоборот, превращать понятие свободы слова в удобный инструмент для продвижения личных интересов, общество будет признавать его заслуги, понимать, что он делает важную работу.

Продолжая тему политики и медиа, хочу обратиться к Вашему исследованию «Особенности освещения общественно-политических процессов в социальных сетях в Казахстане на основе русскоязычного дискурса», проведённому совместно с Мариной Юрьевной Галкиной. В нём звучит тезис о том, что представители власти пока проводят агитацию в социальных сетях в меньшей степени по сравнению с оппозиционерами. Почему «низ», в отличие от «верха», осваивает Интернет довольно быстро?

В Казахстане уже достаточно давно существует очень жёсткая система контроля над СМИ. Назарбаев не стал сильно менять её после того, как распался СССР. Поэтому люди там ищут информацию, какую-то другую точку зрения именно в Интернете. На момент исследования во власти были представлены люди, которые не до конца понимали, что такое социальные сети, зачем там нужно что-то делать. «У меня же есть телевидение, я через него могу доносить информацию людям». Это часто встречается, сила социальных сетей во многих странах не была оценена властями. Например, в Египте через соцсети вообще совершалась революция. В Казахстане было всё то же самое. Через Telegram писали время проведения митингов. В YouTube было огромное количество информации, в ВКонтакте - в меньшей степени.  

Кстати говоря, Telegram и ВКонтакте - творения Павла Дурова, гражданина нашей страны. Вообще, стало заметно, что в СНГ наиболее популярны различные медиа, созданные именно в России. Как Вы думаете, почему российский медиаконтент, как правило, обретает международный характер в пределах СНГ?

Здесь всё обуславливается нашей общей историей (в частности, СССР). В данном случае Россия - законодательница мод. Здесь более крупные специалисты и технологии. Безусловно, в каждой из стран СНГ есть собственные студии производства контента. Но у наших [студий] больше опыта. В России в девяностых было сосредоточено большее количество денег, существовало больше вариантов для развития. Именно сюда приезжали иностранные специалисты, которые показывали, что такое форматы, какие они бывают. Поэтому России в этом плане чуть больше повезло.

Я хотел бы также поговорить о рекламе, ведь эта тема интересна многим читателям. В Интернете блогер может десять секунд в середине видео посвятить рекламе какого-то продукта, и подписчики не будут сильно раздражены этой интеграцией. В то же время на телевидении для промоушена товаров или услуг программа прерывается весьма продолжительными паузами, которые нельзя перемотать. По какой причине для ТВ до сих пор не создана более мягкая рекламная концепция, подобная той, что используется в Сети?

Есть разные виды рекламы и типы функционирования. В теле- и киносреде уже давно существует такая вещь, как продакт-плейсмент. Например, Вам ненавязчиво показывают, какой моделью телефона пользуется Джеймс Бонд. Если говорить про интегрированную рекламу [на телевидении], она существует. Но чаще всего рекламодатель просто закупает энное количество рекламного времени, и его в принципе это устраивает. Важно, как он хочет достучаться до своей аудитории. Посмотрите на эфир Первого канала. Он подстроен под то, кто в какое время смотрит телевизор. Днём дома в основном остаются пенсионеры или молодые мамы с детьми. Им рекламируют масло для рук и тому подобное. Принципы функционирования телевидения пока что не могут поменяться, потому что есть программное колесо, и существуют рекламные блоки. Это устраивает и рекламодателя, и самих вещателей. Поэтому я видела мало интегрированной рекламы. К сожалению или к счастью, телевидение более традиционно и не гонится за новыми форматами.

Перейдём к теме науки. У открытий могут быть не только положительные, но и отрицательные последствия. Вспомним академика Сахарова и его смертоносное изобретение. В связи с этим возникает вопрос о возможности повторения сценария «водородной бомбы» в сфере медиаисследований. Может ли изучение журналистики каким-либо образом навредить СМИ в будущем, и были ли такие прецеденты в прошлом?

Сравнение с Сахаровым, конечно, шикарное, но ещё нет исследований в теории СМИ, которые бы настолько кардинально что-то меняли (смеётся). Если мы говорим про Интернет, это всё же технологическое [изобретение], его не журналисты изобрели.

Понимаете, касательно теории СМИ, в чём-то нас можно сравнить с государством [в области законотворчества], которое немного запаздывает. Пока мы изучаем СМИ, оно может закрыться и реорганизоваться, ведь нужно собрать информацию, обработать её и так далее. Поэтому все научные статьи о медиасреде выходят с опозданием.

Завершая наше интервью, хочу задать несколько философский вопрос. Многие люди считают, что в девяностые годы журналистика была честнее, а сейчас в медиапространстве не хватает свободы. Другие же полагают, что мы пришли к некому балансу, в котором хоть как-то сосуществуют либеральные и консервативные силы. Иные вообще ждут, когда настанут лучшие времена. По Вашему мнению, где же нам следует искать золотой век журналистики – в прошлом, настоящем или будущем?

 Это зависит от взглядов, которых Вы придерживаетесь. Мне сложно назвать девяностые золотым веком. Это один из этапов развития. Да, было огромное количество независимых журналистских расследований, но в то же время многих журналистов убивали, так как тогда существовало множество ОПГ, которым не нравилось, что о них пишут. Также в девяностых журналистика потеряла часть доверия своих читателей, потому что некоторые журналисты стали заниматься чёрным пиаром. Вспомним войну между Гусинским и Березовским, которые решали свои корпоративные вопросы, но политическими методами. Да, в девяностых была независимость, но сейчас всё равно есть большое количество серьёзных расследований. Например, про пытки в тюрьмах.  Поэтому я не могу выделить какой-то век как «золотой», но надеюсь, что, когда такие молодые, умные и амбициозные ребята, как, в частности, Вы, начнут работать, я со спокойной совестью смогу сказать:

«Я их учила, и сейчас меня всё устраивает. Начался золотой век журналистики!»

Большое Вам спасибо! Это очень приятные слова для меня!

Я всегда верю в лучшее!