Трагедия лишних по пьесе «Мещане» в «Современнике»

29 мая в театре «Современник» состоялся премьерный показ спектакля «Мещане» по пьесе Максима Горького. Режиссёру Павлу Сафонову выпала нелëгкая задача воплотить сложное, глубокое произведение, поднимающее грандиозные философские вопросы, воссоздать атмосферу переходной горьковской эпохи и провести живую, наглядную параллель между временем, в котором развивается действие пьесы, и современностью. Своеобразие спектакля в его высокой степени содержательности, идейной и смысловой нагруженности. Это не какая-нибудь лёгкая развлекательная любовная пьеса, которая внешне захватывает, а в сущности совершенно пуста, и нужно изрядно потрудиться, чтобы найти в ней хоть одну интересную мысль. Здесь же акцент сделан не на сюжет, а на внутренне содержание, которое насыщается автором до такой степени, что почти каждая реплика становится буквально неисчерпаемой в своей глубине, каждая реплика - огромная пища для размышлений. Поэтому и залу выпала нелëгкая роль в течение почти трёх часов пребывать в состоянии напряжения мысли, сосредоточения чувства, не просто созерцать и наслаждаться, но и осмыслять, проживать, проецировать. 

В «Мещанах» Горький поднимает философский вопрос значения и содержания жизни, сталкивает носителей идеологии старого и нового времени, показывает всерезличие человеческих правд: у каждого она своя, но есть ли одна абсолютно истинная? Или понятие истины мелкими крупицами распределено по мировоззрениям каждого из них? 

Действительно, лишь столкнуть две идеологии значило бы для Горького ограничить картину эпохи лишь самыми яркими, очевидными чертами. А искусный художник с тончайшим чутьём едва ли удовлетворится этим. И он вырисовывает самые едва уловимые, мельчайшие черты, ни одна малейшая деталь не ускользает от его кисти: картина должна достичь такой полноты жизненности, чтобы слиться, наконец, с пространством, то есть перестать быть картиной. 

И вот для достижения абсолютной правдивости описываемой действительности, Горький выводит Петра (актëр Владислав Прохоров) и Татьяну (актриса Виктория Романенко) - персонажей, заблудших, лишних, застрявших между двумя мирами: старым и новым, и не отожествляющих себя ни с одним из них. И вот две противополжные идеологии Бессменова (актëр Александр Балуев) и Нила (Даниил Попов) получают развитие, дополнение, противоречие в лице второстепенных персонажей. Каждый из них, что интересно, сам по себе не второстепенен, каждый - духовно богатая личность, носитель яркой жизненной позиции. Это, например, Тетерев (Олег Феоктистов), необъятные внутренние силы которого не могут найти выхода в узкой, духовно измельчавшей мещанской среде, или Кривцова (Марина Лебедева), которая под маской напускной развязности, лёгкости и пустоты прячет глубокую, сильную натуру, способную к жертвенности и состраданию. 

Итак, мы видим на сцене столкновение двух миров: мир Бессменова - мелочная, обывательская среда и мир Нила - радикала, будущего революционера, намеренного установить свой, новый миропорядок торжества труда и справедливости и свергнуть кровопийц, наживающихся на чужом труде. 

На рубеже миров стоят центральные персонажи: дети Бессменова - Пётр и Татьяна. Петр – бывший студент, отчисленный из университета за участие в студенческих волнениях, Татьяна - школьная учительница, которая в свои 28 лет все ещë не вышла замуж. Отец в ужасе от того разрыва между общепринятым консервативным мещанским сценарием жизни и тем, чем живут его дети. И всю горечь разочарования он изливает на них, отчего жизнь брата с сестрой в этой семье становится ещё невыносимее. Но как же вырваться из этих сковывающих душу рамок убогого мещанского быта? Нужны радикальные меры? Ни жалость, ни сострадание к прошлому, а грубое истребление. В этом-то и трагедия Петра и Татьяны, они понимают, что старый строй изжил себя и задыхаются в своей семье, но готовы ли они к новой жизни, к той, что проповедует Нил? Нет. Они неспособны к решительному действию. Герои прекрасно осознают, как разрушительна, тускла, тесна и постыла эта жизнь, но всë-таки они остаются детьми мещан, неспособными направить страдание и тот пламенный порыв отчаяния и обреченности в русло перемен. Это несчастные, заблудшие люди, которые под действием образования и современных веяний получили представление о какой-то другой новой, лучшей жизни, идущей в разрез старой, но безнадёжная испорченность воспитанием и средой не даёт им уйти дальше этого представления, воплотить тот эфемерный идеал настоящей жизни, справедливости и свободы, просто потому что они не умеют по-другому жить. Они застряли между этих двух миров: миром старой и новой жизни. Старая постыла до агонии, до дрожи, до глухого бессильного отчаяния, но и новая чужда: слишком груба, бездушна и радикальна. Да они и не приспособлены к новой. И нигде нет места. А что может быть масштабнее и страшнее трагедии человека, который, где бы ни оказался, повсюду лишний, неприкаянный? Что может быть ужаснее чувства того, будто всё, что есть в этом мире словно проходит мимо и вообще как будто создано не для тебя: ничто не насыщает, не трогает, не откликается. Все находят свою нишу, а ты, мятежный, терзаешься то неполнотой, то избытком, и нигде не можешь найти той самой тихой гавани. А если даже после долгих исканий находишь, понимаешь, что даже в жестокой буре было легче и спокойнее, чем в гнетущей бессмысленности однообразия. Почему люди находят свою среду и растворяются в ней, становясь с ней единым целым и там живут, созидают, а ты везде чужой, ты как будто просто из другого теста и тебе нет места среди обычных людей?... 

Особенно ярко неприкаянность выражена в образе Татьяны. Если Пётр находит в лице Елены взаимную любовь - а это самый великий из всех источников жизненных сил, то история его сестры складывается трагично: на невыносимость тесной жизни накладывается тяжесть безответной любви к Нилу, и даже еë попытка в конце пьесы раз и навсегда покончить с этой жизнью, не увенчивается успехом. Весь спектакль Татьяна то бьëтся, как птичка в клетке, то мечется, как разъярённый зверь на цепи. И как мастерски передаëт актриса Виктория Романенко настроения своей героини! В духовном слиянии с героиней зритель проживал еë историю. Каждое восклицание, надрыв и страстность монологов ножом проходили по сердцу зрителя, заставляли трепетать от скорби, сочувствия к Татьяне. 

 Итак, Татьяна мечется, душа еë разрывается на части, разбуженная потребностью в чём-то неясном, неизведанном доселе. Хоть она и не знает другой жизни, кроме мещанской, всë-таки чувствует, что, быть может, не всё существование на земле так постыло, а невыносим лишь тот уклад, в котором она имеет несчастье находиться. А где-то там впереди свобода, свет, радость, та самая благоухающая, настоящая жизнь! Но как до неë добраться? Как сбросить оковы тесноты, узости, темноты мещанской жизни? Наверное, для этого надо приложить усилие? Так делает ли что-то Татьяна, чтобы приблизиться к этому идеалу? Увы, она только страдает, жалеет себя и отца. Кричит, что ей незачем жить, пытается отравиться, но и это дело не доводит до конца. И в итоге остаётся убивать остатки своей молодости, в духовно мëртвом, уже сгоревшем дотла обществе. Новые же люди, такие как Нил, имеют силу ясно и прямо посмотреть в глаза старой жизни и дать отпор всему отцветшему, изжитому, решительным волевым действием. Нил несокрушим и непреклонен в своих идеях. «Права не дают, права берут» - вот его философия, и только таким образом можно изменить свою жизнь и мир в целом. Но едва ли Татьяна виновата в своём бездействии, она - жертва, жертва переходного времени, жертва образования, котрое в среде еë обитания может принести только вред, зародить стремления и порывы, которым никогда не суждено удовлетвориться. Интересна и главная символическая декорация спектакля - однотонная серая железная стена. Что лучше могло воплотить состояние внутренней заключëнности героини в этом мире? Тяжëлая, монументальная, лишающая всякой надежы, она преследует Татьяну и возникает каждый раз, когда та появляется на сцене. Героиня не раз кидается на эту стену, и это как будто усиливает восприятие зрителем безнадёжности положения девушки. И только когда Нил в конце действия ударяет рукой по железной завесе - она исчезает. Навсегда. И это самый красноречивый символ спектакля.