«Красные крестины» и «плач о Ленине»: как советские власти пытались приручить фольклор

4 ноября Музей истории ГУЛАГа совместно с творческим объединением «Под облаками» открыл цикл лекций «Русское народное советское». В День народного единства в музее показали фильм «Тимоня» о курской массовой пляске и провели несколько дискуссий о влиянии советской идеологии на русское крестьянство. На одном из паблик-токов фольклористы, философы и искусствоведы рассказали о подмене народной культуры и внедрении идеологии в послереволюционную деревню.

Прежде всего, по мнению спикеров, на фольклор нужно было влиять из-за того, что народное творчество – основной способ рефлексии в трудные для народа времена. Например, с фольклором 1930-х годов связаны громкие сфабрикованные дела: «дело краеведов» и «дело академиков». И в таких случаях фольклор не всегда опасен для власти: он может быть полезным. Этакая пропаганда «снизу». Хотя иногда по причине привязки фольклора к актуальным событиям (как бы сказали сейчас, новостной повестке) его изучения прерывали.

Важна при изучении фольклора советского времени и методология. О ней подробно рассказал Данила Крапчунов – фольклорист, организатор научно-культурных форумов «Русские сезоны» и Международного Томского этнофорума. Методологию тоже могли использовать в целях пропаганды. Например, образ Кощея Бессмертного в фольклоре расшифровывали как угнетателя народа. Но позже от таких расшифровок отказались.

Еще одной особенностью изучения фольклора в советское время было то, что его носителей нередко воспринимали как самостоятельных авторов. Такой подход идёт вразрез с определением фольклора: это коллективное творчество. Тем не менее, в советское время стал распространен жанр новин: поэты и писатели учили крестьян (а позже – колхозников) правильно составлять фольклор. Но результаты такого сотрудничества по определению нельзя назвать фольклором – опять же, из-за единичного автора.

Иногда новостная повестка пробиралась и в новины. Например, в одной из фольклороведческих экспедиций обнаружили «плач о Ленине». Автор плача настолько прочувствовала смерть Ленина, что адресовала ему традиционный текст поминального плача. Но это исключение, а не традиция.

По законам жанра не прижились и частушки о трактористах и колхозницах – это тоже авторские произведения. И в таких случаях нередко ученые-фольклороведы (в том числе и те, кто практиковал создание новин с носителями традиционного фольклора) становились не исследователями, а акторами. Об этом подробно рассказала Наталья Петрова – старший научный сотрудник Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ. 

«Раскрестьянивание» и раскулачивание народной культуры началось в том числе и с народного творчества. Внедрение «красных крестин» и «красных похорон» частично вымещало народные традиции и обычаи. Превращал фольклор в авторское творчество и «культ личности»: причём ещё до Сталина. Людям могли искусственно прививать интерес к определённой личности. В паблик-токе был обозначен пример с Чапаевым. Колхозникам могли показать фильм о нем, подарить посвящённую ему книгу, а потом ожидать, что личность Чапаева отобразится в фольклоре. Но подобные произведения, как правило, фольклором не становились: из-за фиксированного авторства.

Фольклор начал вымирать в том числе из-за отрыва от системы многочисленных связей народной культуры. Это связано с традицией переселять народы. Переселение даже в пределах одного региона (Сибири или Дальнего Востока, например) разрушало культурный код. Среда крестьянства, в которой рождался фольклор, была уничтожена. Поэтому народное творчество без жизненного уклада восстановить трудно. Оно прочно связано с бытом: никто не будет варить кисель, топить печи и засеивать поля, когда это не принято у всех вокруг.

Старые традиции искусственно «убили», а новые не внедрили. Это происходило из-за заложенного в менталитете институте осуждения со стороны старших. Молодёжь не ходила на мероприятия в клубах, которые сделали на месте церквей, и – потому что боялась осуждения со стороны старших.

О новой эпохе уже городского фольклора рассказал кинокритик и историк кино Кирилл Горячев. Фольклор времён НЭПа – урбанистичный. Он, собственно, посвящён разрушению крестьянской культуры: переезду крестьян в большие города и внедрению советской действительности в русскую деревню. В то время важно было показать, что Советский Союз дошел даже до «загнивающей деревни».

Становление крестьян частью авангардного города отображено во всех фильмах того времени, кроме одного – «Бабы рязанские» 1927 года. В нём, наоборот, реконструируется фолк-культура дореволюционной деревни. Этот фильм очень критиковали авангардисты – в частности, Сергей Эйзенштейн. Его фильм «Старое и новое» с главной героиней Марфой Лапкиной – своеобразная оппозиция «Бабам рязанским». Лубочная деревня в то время была не нужна – в кино требовали новую, советскую реальность в деревне. 

Не попала в культурный код деревни и история Аси Клячиной – фильм Андрея Кончаловского. «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» иллюстрирует процесс застоя. Фильм попал в совершенно другой политический контекст, поэтому прошёл мимо массового зрителя.

После Советского союза россияне столкнулись с кризисом идентичности. Подобные кризисы по всему миру предсказал социолог Самюэль Хантингтон в 1998 году. В России получилось так, что крестьянства как прослойки полностью не осталось. При этом не все могут похвастаться тем, что они наследники аристократии. Поэтому у людей сейчас возникают постоянные вопросы. Почему мы говорим о Киевской Руси, князе Владимире? Имеет ли отношение к каждому из нас история русского крестьянства? Получилось так, что старый культурный пласт разогнали, расселили и уничтожили, а новый на его месте не закрепился. 

Тем не менее, на государственном уровне пытаются внедрить новые символы и ритуалы, конструирующие россиян как общество и выражающие национальную идентичность. Самые популярные из них – георгиевские ленты и шествие «Бессмертного полка». Тем не менее, некоторые «красные» ритуалы (наследники народных традиций под советским флагом) по-прежнему остались в нашей жизни: например, «красная» (или гражданская) панихида.